Бульдог. В начале пути - Страница 99

– Итак, Анна Александровна, вы случайно оказались на набережной.

– Говорю же, случайно. – Девушка роняла слова с равнодушной обреченностью. Впрочем, то, что она пыталась что-то объяснить, говорило о ее надежде на благополучное разрешение сложной ситуации. – Мы возвращались с ассамблеи у Механошина. Когда брат услышал выстрелы и как только рассмотрел императора, то тут же побежал на помощь.

Ага. Вот в чем дело. Как видно, с основным потоком разбора было уже покончено, и Ушаков принялся за менее важных участников. Однако отчего он лично допрашивает эту девушку? Петр узнал ее, это была княжна Туманова, та самая, с которой он разговаривал на ассамблее, а потом видел склонившейся над своим братом на набережной. Над братом, которого ранил он, Петр.

Как видно приняв его в горячке за очередного убийцу, император не ошибся. Или ошибся? Продолжая смотреть в окно, Петр внимательно вслушивался в ход допроса. Он и сам не смог бы себе объяснить, отчего ему страстно хотелось, чтобы случившееся оказалось трагическим стечением обстоятельств.

– При столь скудном освещении он тут же признал его императорское величество? – усомнился Ушаков.

– Ночь-то белая стояла. А незадолго до этого мы видели его величество на ассамблее, – все так же устало пояснила девушка, опустив взгляд в пол.

– Анна Александровна, известно ли вам что-нибудь о причастности вашего брата к заговору?

– Да зачем ему это? – вскинулась девушка, уставившись на Ушакова.

– Ну, например, для того чтобы избежать наказания.

– Наказания? За что?

– За последние два года в результате хитрой махинации его мануфактура недопоставила армии сорок тысяч аршин сукна. Также имеет место сокрытие доходов и недопоставка в казну двадцати тысяч рублей десятины.

– Но это не он. Господи, это не он, а я. Он вовсе не занимался делами мануфактуры. Это я утаивала доходы, а он и в имении-то не появлялся.

– И тем не менее владельцем мануфактуры является он, а значит, причина примкнуть к заговору у него была.

– Да зачем ему это?! – вскричала девушка, вскочив со стула.

Если ею за эти дни и овладела апатия к собственной судьбе, то за брата она была готова драться до последнего. Вон как сразу изменилась, глаза разве только молнии не мечут.

– Сидеть! – Умеет Ушаков поставить голос, когда нужно.

Девушка послушно опустилась на стул. Однако горящего взора от лица начальника Канцелярии государственной безопасности не отводила.

– Давайте без лишних эмоций, Анна Александровна, – уже спокойно продолжил Ушаков. – Если бы я хотел слышать ваши крики, то препроводил бы на дыбу. Однако мы не в подвале, а в моем кабинете, и пока я с вами просто беседую. Заметьте, здесь нет даже писаря, дабы фиксировать ваши показания. Итак. Вы готовы к спокойной и обстоятельной беседе?

– Спрашивайте, – вновь потупив взор, произнесла девушка.

– Ответьте на мой вопрос.

– Ваше превосходительство, мне ничего не известно о заговоре и заговорщиках. Я уверена, не известно это и брату. Иван конечно же является владельцем мануфактуры. И прегрешения перед казной по моей вине имеются. Но с какой стати ему примыкать к заговорщикам? Ну наложили бы на него штраф. Или издан новый указ и за подобные преступления уже казнят?

– Смотрящих КГБ за использование своего положения корысти ради казнят.

– Смотрящих?

А чего на Петра-то смотреть? Он и сам только сейчас узнал об этом. Но вот глядит, словно просит подтвердить или опровергнуть сказанное Андреем Ивановичем. Император, продолжая хранить молчание, вновь отвернулся к окну. Если это правда, то князю Туманову никто не поможет, даже он. По сотрудникам КГБ существовало отдельное положение, и тут послаблений давать никак нельзя.

– Понимаю, вам об этом не было известно, – между тем продолжал Ушаков, – однако правда заключается в том, что ваш брат состоит на государственной службе, в частности является смотрящим по Санкт-Петербургской губернии. А это значит, что, пользуясь своим положением, он покрывал вас или был с вами в сговоре для личного обогащения. За подобный проступок ему грозит смертная казнь через четвертование.

Девушка нервно сглотнула, но потом, взяв себя в руки, заговорила:

– Иван узнал о моих проделках только накануне. Как раз когда мы шли с ассамблеи, он потребовал, чтобы я восполнила в казну все укрытое и впредь этим не занималась. Иван сказал, что он не может поступать подобным образом, пусть хоть все вокруг в том погрязнут. Но я его не поняла. Я не поняла, что он имел в виду. Господи, да он ни в чем не виноват! Как только он узнал…

Девушка прервалась, залившись слезами. Ушаков взирал на нее совершенно равнодушно. Сейчас его не волновали переживания этой, по сути, девчушки. Куда больше его занимало то, что один из его доверенных лиц мог оказаться в числе предателей.

– Анна Александровна, вы собирались выполнить его требование? – вдруг заговорил заинтересовавшийся Петр.

Оно вроде и не к месту. Но император вспомнил, как эта девушка упомянула, что с легкостью управляется с купцами. Теперь вот такая подробность, как управление мануфактурой. Подумать только, девчушка восемнадцати лет, а суметь наворотить такого, что не под силу и куда более опытным дельцам. За два года укрыть от казны двадцать тысяч рублей. Бог с ней, с наглостью, но ведь этакую сумму еще и заработать нужно.

– Нет, ваше императорское величество. То, что утаила, отдавать в казну я воспротивилась, но обещала, что впредь такого не повторится, – не в силах лгать, потупившись и все так же проливая слезы, ответила княжна.