Именно по этой причине Акинфий Никитич при каждом своем посещении столицы не забывал посещать Елизавету Петровну. Она же в свою очередь ничуть не стеснялась принимать подарки и делать разные намеки, отчего приходилось снова раскошеливаться.
Нет, Демидов и не думал умышлять против государя. По здравом размышлении он предпочитал выжидать. Но и не озаботиться будущим тоже было бы глупо. Слишком уж круто забирал молодой император. Число недовольных множится с каждым днем. Кто знает, может, уж и заговор зреет.
Акинфий Никитич предпочитал не распространяться о разговоре с государем. Мало ли как тот отреагирует, если слухи дойдут до него. Поэтому никто не подозревал его в недовольстве. Возможно, оттого к нему никто и не подходил с крамольными речами. Для всех он был государевым любимцем.
Петр едва не предложил Демидову взять кредит в банке. Но вовремя опомнился. Пользоваться своими же деньгами, беря их у другого в рост, глупее не придумаешь. По заведенной уже привычке император начал прикидывать свои возможности. Подсчеты указывали на то, что покрыть все потребности в перевозках казна не сумеет даже на Волге. Но ведь была еще и Кама, путь к промышленному Уралу. Разумеется, там оборот не так велик, как по Волге, и все же он был. Не охватить всего за казенный счет.
И потом, через несколько лет он все одно собирался отменить монополию, хотя упразднять государственную компанию и не думал. Опять же вовлечь в это дело купцов куда как желательно. Наконец, только один караван высвобождал около тысячи двухсот человек, промышляющих бурлачеством, дабы содержать семьи, выплачивать подушную подать и оброк. И куда им податься? Да овладевать новыми специальностями, благо училища бесплатные, и идти на те же мануфактуры и заводы.
– Снаряжение одного каравана обходится в двадцать одну тысячу. Сколько ты можешь их заложить, Акинфий Никитич?
– Поднатужусь и пять заложу. Более мне и не потянуть.
– Тогда слушай мое слово. Завтра же можешь отправляться в Коммерц-коллегию и регистрировать компанию. Отдаю тебе монополию на перевозки по Каме и от ее слияния с Волгой до Рыбинска. Для чего позволяю построить пять коноводных судов. Какой конструкции, то на твое усмотрение. Если это тебя не устроит, то извини.
– Спасибо, государь, устроит. На большее я и рассчитывать не смел, – оживился Демидов. Но он не был бы самим собой, если бы не постарался вытянуть максимум возможного. Поэтому, запнувшись на секунду, заговорил вновь: – Государь, а как потребность теми судами перекрыть не получится, дозволишь ли в случае надобности строительство иных судов?
– Ох, Акинфий Никитич, тебе палец в рот не клади, по локоть откусишь. Не гляди на меня так. Сколько посчитаешь нужным, столько и строй. Но монополию обещаю только до той поры, пока таковая будет у казны. Думаю, лет пять, может, шесть. А там придется бодаться с иными купцами. К тому времени они уж копытом землю рыть будут.
– Спасибо, Петр Алексеевич.
– За что? За то, что желаешь трудиться на благо России? Это тебе спасибо. Но не дай господь не станешь и дальше развивать горнозаводское дело… Вот тогда обижусь не на шутку.
– Тут не изволь беспокоиться, меня на все хватит, – теперь уже полностью довольный беседой, заверил Демидов.
– Вот уж чему верю, тому верю, – искренне улыбнулся Петр.
Потом поискал глазами по просторной комнате, заполненной гостями, разбившимися на небольшие группки и ведущими беседы. Нашел нужного человека и подозвал:
– Петр Семенович, подойди, пожалуйста.
– Слушаю, Петр Алексеевич. – Механошин тут же оказался рядом, в готовности выполнить любое поручение.
– Тут такая оказия приключилась. Пока с Акинфием Никитичем беседовал, он четырежды нарушил правила ассамблеи. Помнится, за подобное штраф положен.
– Именно так, за каждое нарушение в отдельности, – подтвердил хозяин дома.
Провинившийся выглядел весьма озадаченным.
– Ну чего ты на меня так смотришь, Акинфий Никитич? Не ты ли меня четыре раза государем величал, что на ассамблее никак не приветствуется?
– Было дело, Петр Алексеевич, – слегка понурившись, признал Демидов.
А чего ему, собственно говоря, не расстраиваться. Четыре добрых чарки водки и молодого с ног свалят, а тут муж, которому уж шестой десяток. Однако в планы Петра вовсе не входило как-то унизить уважаемого человека, он хотел лишь подшутить. Поэтому, выдав провинившегося, он же и вступился за него.
– Однако, Петр Семенович, коли нарушение выразилось в неоднократном повторении одного и того же, без должного замечания со стороны заметившего это и не упредившего, я думаю, оно может посчитаться за одно. Как, господа, согласны? – закончил он, обращаясь уже к дюжине гостей, обступивших их.
Молодежь занята танцами, матери внимательно следят за чадами, отцам же семейств остается только беседовать, выказывая степенность и чинность. Вообще-то скучновато. Побеседовать и в иное время случится. Игральные столы все заняты. А тут вдруг наметилось какое-никакое развлечение. Испитие штрафной чарки – зрелище весьма приятственное, коли дело не тебя касается. Вот и потянулся народ.
Хозяин подал знак. Появился слуга с подносом, на котором стояло два серебряных кубка с изображением орла, вызвавшие недоумение присутствующих.
– Хм. Акинфий Никитич, не обессудь, – растерянно развел руками Петр. – Как видно, присутствующие решили, что твой штраф можно уменьшить только вдвое.
– Ничего, Петр Алексеевич, и не такое выдерживал, – спокойно произнес Демидов, судя по всему вполне уверенный в своих силах.