Бульдог. В начале пути - Страница 65

– Казна пуста, – подтвердил Петр, все так же внимательно взирая на Демидова. – Потому у меня к тебе есть просьба, Акинфий Никитич. С открытием отделения в Екатеринбурге положить в него на хранение два миллиона рублей. Не безвозмездно, а в рост, под двадцать пятую часть в год, но с условием, что ни ты, ни твои потомки теми деньгами в течение десяти лет пользоваться не будете. По истечении этого срока банк вернет все те деньги по первому требованию. Повторюсь, то не приказ, Акинфий Никитич, а просьба.

Демидов пристально вгляделся в глаза императора. Взгляд все так же тверд. Вид решительный. Было дело, Петр Великий знатно растряс купцов, изымая у них крупные суммы. Тоже вроде как заем, да только многие состоятельные рода по миру пошли. Вот и этот, похоже, наладился по той же дорожке. Нет, не видать больше Демидову тех денег. Но и выхода иного нет. Вновь появилось ощущение сжимающихся на горле пальцев невидимой руки.

– Я сделаю это непременно, государь. Только непонятно мне, отчего в Екатеринбурге?

– Урал. Вот теперь Алтай. Деньги для того края будут потребнее всего.

– Выходит, Петр Алексеевич, вскорости у меня может появиться множество соперников и за мои же деньги?

– Ну, Акинфий Никитич, с тобой тягаться нынче и казна не может, куда уж иным, сирым да убогим, – отшутился Петр. Но потом, став серьезным, закончил: – А вот польза России от того может выйти изрядная.

Дворец Демидов покидал в расстроенных чувствах, хотя и старался не подавать виду. Все его планы шли прахом. А ведь как все хорошо начиналось. Еще с батюшкой покойным планировали наладить добычу серебра и тем изрядно пополнить мошну. Тот капитал можно было бы пустить на дальнейший рост их собственной маленькой империи на Урале и в Сибири. Именно с этими краями были связаны их далекоидущие планы.

Потом у Акинфия Никитича появились свои устремления. И вот когда он в том уверился, когда, казалось бы, появился удобный момент, все пошло прахом. Еще пару часов назад он пребывал во вполне реальных надеждах, а теперь от них осталась лишь пыль. При нынешнем государе ему своего не добиться. В этом он был уверен твердо. Так, может, и не делать на него ставку? Вряд ли он будет удобен другим. Тут только суметь выждать. А там глядишь…

Но то дело будущего. Сейчас главное – максимально обезопасить себя, и не менее важно сделать так, чтобы у него остался козырь в рукаве. То, что Петр приказал расписать в Берг-коллегии все разведанные рудники, вовсе не значило, что Акинфий Никитич непременно это сделает, даже с учетом грозящей ему опасности. С чего бы? Разумеется, про те рудники, сведения о которых просочились наружу, он поведает.

Но были и такие, о которых ведали лишь избранные. Его ближайший помощник, в котором он был уверен целиком и полностью, благо сколько лет уже вместе. И рудознатцы из старообрядцев. Из этих сведения нужно будет тянуть на дыбе, никак иначе. У Демидова были особые отношения как со старообрядческим старшиной, так и с простым людом. Многим он им помог, за что был любим. Не обижал и тех, кто приносил ему сведения о новых залежах руды. Так что все выдавать казне он и в мыслях не держал.

На следующий день, едва переступив порог Берг-коллегии, Демидов столкнулся с двумя давними знакомыми. Впрочем, они были не просто знакомы. С Василием Никитичем Татищевым у них была застарелая вражда, тянувшаяся еще с тех времен, когда Демидовы только-только утверждались на Урале.

Татищев тогда ведал казенными заводами и всячески радел о делах государевых. Однако стоило только появиться Демидовым, как дела, и без того шедшие ни шатко ни валко, пошли еще хуже. А главное, с казенных заводов народ начал бежать к Демидовым, которые укрывали их у себя, приставляя к своим делам. Места глухие, дикие, подобное сделать не так чтобы и трудно.

Татищев выступал резким противником развития на Урале частных заводов. Кто знает, возможно, причина этого крылась в неприязни к Демидовым. В любом другом заводчике Татищев неизменно видел своих противников. Противостояние выражалось отнюдь не только в неприязни. Татищев не упускал ни малейшей возможности, чтобы сообщить государю о различных нарушениях со стороны Демидовых. Однако тем каждый раз удавалось вывернуться, казалось бы, из безвыходной ситуации. Петр Великий высоко ценил этих заводчиков. Порой гневался не на шутку, не без того, но неизменно миловал.

Вторым был Вилим Иванович де Геннин. Голландец, накрепко увязавший свою судьбу с Россией и не помышлявший о возвращении на родину. Теперь его дом был здесь. С этим у Демидова отношения были вполне ровными и даже дружескими. Вилим Иванович был компаньоном Акинфия Никитича в некоторых делах.

Впрочем, Демидов никогда не допускал мысли, чтобы довериться Геннину. Нет, если дела не касались нарушения закона, то его плечо было крепко как скала. Но подвигнуть его преступить закон нечего было и мечтать. Здесь он оставался преданным и честным служакой. Ну разве что мог слукавить самую малость. Как это было с Колывано-Воскресенским заводом.

Вроде и доложил в Берг-коллегию об обнаруженном серебре – и в то же время сделал это как-то вяло, без огонька. В коллегии же подобные сведения уже имелись, только значения им особого никто не придавал. Если хочешь что-то хорошо спрятать, сделай это на виду. Вот и Акинфий Никитич поступил именно так.

Встрече с этими людьми, которые знали о делах уральских и алтайских едва ли хуже него, Демидов не очень-то и обрадовался. Геннин должен быть на Урале, Татищев – где-то в Казанской губернии, но сейчас оба здесь. Нечего и гадать, как это могло произойти.